Видя, что Хармид, сын Главкона57, человек достойный и по своим способностям стоявший гораздо выше государственных деятелей того времени, не решается, однако, выступать оратором в Народном собрании и заниматься государственными делами, Сократ обратился к нему с такими словами: Скажи мне, Хармид, если кто обладает достаточною силою, чтобы одерживать победы на состязаниях, где в награду дается венок58, и через это может и сам пользоваться уважением и родному городу доставлять больше славы в Элладе, но тем не менее не хочет принимать участия в состязаниях, как ого мнения будешь ты об этом человеке? Разумеется, я буду считать его неженкой и трусом, отвечал Хармид. А если кто, продолжал Сократ, имея возможность своим участием в государственных делах возвеличить отечество и чрез это сам пользоваться уважением, но не решается на это, не будет ли справедливо считать его трусом? Пожалуй, отвечал Хармид, только к чему такие вопросы? А вот к чему, отвечал Сократ: я думаю, у тебя есть способности, но нет решимости принимать участие в государственных делах, и притом в таких, участие в которых составляет твой гражданский долг. Где же ты узнал мои способности, спросил Хармид, что так дурно думаешь обо мне? В собраниях, отвечал Сократ, на которых ты бываешь вместе с государственными деятелями: когда они советуются с тобою о чем-нибудь, я вижу, ты подаешь им прекрасные советы, и, когда они делают какую ошибку, ты правильно их критикуешь. Не одно и то же, Сократ, сказал Хармид, разговаривать в частном кругу и участвовать в дебатах перед публикой. Однако, возразил Сократ, кто умеет считать, тот нисколько не хуже считает перед публикой, чем один, и кто у себя отлично играет на кифаре59, тот и перед публикой лучше всех играет. Но разве ты не видишь, заметил Хармид, что стыд и страх врождены человеку и гораздо сильнее проявляются в публичных собраниях, чем в частных кружках? Вот у меня и явилось намерение и тебе показать, что ты, не чувствуя застенчивости перед самыми умными и страха перед самыми сильными людьми, стесняешься говорить перед самыми глупыми и слабыми людьми. Неужели ты стесняешься валяльщиков, башмачников, плотников, кузнецов, земледельцев, купцов, рыночных торговцев, думающих только о том, чтоб им купить что-нибудь подешевле и продать подороже? А ведь из всех их и состоит Народное собрание60. Чем же отличается, как ты думаешь, твой образ действий от действий человека, который побеждает профессиональных атлетов и боится профанов? Ты легко говоришь с первыми в государстве лицами, из которых иные смотрят на тебя свысока, и далеко превосходишь людей, специально готовящихся быть народными витиями, но из страха быть осмеянным не решаешься говорить перед людьми, которые никогда не думали о государственных делах и не смотрели на тебя свысока. А разве ты не знаешь, возразил Хармид, что в Народном собрании часто осмеивают дельных ораторов? Да ведь это бывает и в других местах, возразил Сократ. Вот я и удивляюсь, что ты, так легко справляясь с теми, когда они так поступают, думаешь, что никак не сумеешь поладить с этими. Нет, голубчик, не оставайся в неведении относительно себя самого; не делай ошибки, в которую впадает огромное большинство людей: обыкновенно люди проявляют интерес к чужим делам, а не стремятся анализировать самих себя. Так ты не ленись делать это, а, напротив, всеми силами следи за собой. Не пренебрегай общественными делами, если можешь способствовать их улучшению: ведь, если они будут идти хорошо, то от этого будет немалая польза не только всем гражданам вообще, но, в частности, и друзьям твоим и тебе самому.
